Неточные совпадения
Ведьма, вцепившись руками в обезглавленный труп, как
волк, пила из него
кровь…
Старче всё тихонько богу плачется,
Просит у Бога людям помощи,
У Преславной Богородицы радости,
А Иван-от Воин стоит около,
Меч его давно в пыль рассыпался,
Кованы доспехи съела ржавчина,
Добрая одежа поистлела вся,
Зиму и лето гол стоит Иван,
Зной его сушит — не высушит,
Гнус ему
кровь точит — не выточит,
Волки, медведи — не трогают,
Вьюги да морозы — не для него,
Сам-от он не в силе с места двинуться,
Ни руки поднять и ни слова сказать,
Это, вишь, ему в наказанье дано...
— Порешили! — спокойно ответил Мосей, стараясь затоптать капли
крови на снегу. —
Волка убили, Макар. Сорок грехов с души сняли.
Во мне была только радость, как у голодного
волка, который дорвался до
крови…
А зимою, тихими морозными ночами, когда в поле, глядя на город, завистливо и жалобно выли
волки, чердак отзывался волчьему вою жутким сочувственным гудением, и под этот непонятный звук вспоминалось страшное: истекающая
кровью Палага, разбитый параличом отец, Сазан, тихонько ушедший куда-то, серый мозг Ключарёва и серые его сны; вспоминалась Собачья Матка, юродивый Алёша, и настойчиво хотелось представить себе — каков был видом Пыр Растопыр?
— Молчал бы! — крикнул Ананий, сурово сверкая глазами. — Тогда силы у человека больше было… по силе и грехи! Тогда люди — как дубы были… И суд им от господа будет по силам их… Тела их будут взвешены, и измерят ангелы
кровь их… и увидят ангелы божии, что не превысит грех тяжестью своей веса
крови и тела… понимаешь?
Волка не осудит господь, если
волк овцу пожрет… но если крыса мерзкая повинна в овце — крысу осудит он!
— Эй, Гермоген, побойся бога, не проливай напрасной
крови… Келарь Пафнутий давно бы сдал нам монастырь и братия тоже, а ты один упорствуешь. На твою голову падет
кровь на брани убиенных. Бог-то все видит, как ты из пушек палишь.
Волк ты, а не инок.
У
волка есть берлога, и гнездо у птицы —
Есть у жида пристанище;
И я имел одно — могилу!..
Чудовище! зачем ты отнял у меня
Могилу!.. все старанья ваши — зло!
Спасти от смерти человека для того,
Чтоб сделать зло! — безумцы;
Прочь!.. пусть течет свободно
кровь моя,
Пусть веселит… о! жалко! нет монаха здесь!..
Одни евреи бедные — что нужды?
Они всё люди же — а
кровьПриятна людям! — прочь!
Шел по улице
волк и всех прохожих бил хвостом. Хвост у него был щетинистый, твердый, как палка: и то мальчика
волк ударит, то девочку, а то одну старую старушку ударил так сильно, что она упала и расшибла себе нос до
крови. Другие
волки хвост поджимают к ногам, когда ходят, а этот держал свой хвост высоко. Храбрый был
волк, но и глупый тоже.
Поточил свою саблю о камень — чирк! чирк! — и отрубил
волку хвост, а чтобы
кровь не текла, залепил английским пластырем. Заплакал
волк и побежал домой, но хвоста у него нет, и такой он без хвоста смешной: смотрят все и смеются. А городовой хвост спрятал и потом сделал из него щетку, чтобы чистить стекла у ламп.
Старшой. Заслужил! Сначала как лисицы, потом как
волки, а теперь как свиньи сделались. Ну, уж питье! Скажи ж, как ты такое питье сделал? Должно, ты туда лисьей, волчьей и свиной
крови пустил.
Работник (старшому). Теперь видел? Заговорила в них волчья
кровь. Как
волки, все злы сделались.
Работник. Видел? Теперь заговорила свиная
кровь. Из
волков свиньями поделались. (Показывает на хозяина.) Лежит, как боров в грязи, хрюкает.
Вдруг большая дверь быстро распахнулась. Ввалился пьяный
Волк, растерзанный, растрепанный, все лицо в синяках и рубцах с запекшейся
кровью, губы разбиты, глаза опухли, сам весь в грязи: по всем статьям кабацкий завсегдатель.
Волк почуял
кровь и пришел к тому месту, где лежали коза, кабан, человек и его лук.
Богу быть
волком, перехватывающим горло и пьющим
кровь!
Тело Владислава не было, однако ж, тронуто
волками оттого ли, что они удовольствовались снедью кучера и слуги, или испуганные заревом пожара, может быть и стрельбою, бывшею накануне. Смертные останки его также пощажены были смертью, так как вся
кровь его уж истекла, а кто не знает, что такие трупы сохраняются долее трупов людей, умерших естественною смертью.
— С тем, — заметил
Волк, — чтобы он упился
кровью изменника, если бы изменник между нами оказался.
Волк поднял кинжал и утопил его в груди несчастной жертвы. Розовая
кровь брызнула на руку убийцы и забила ключом на белой, высокой груди мученика. Трава под ним далеко окрасилась. Скоро прекрасное, цветущее лицо Владислава подернулось белым покровом смерти.